Юность. Музыка. Футбол

Жоан Антуан Карамбу, осознавший себя после ночного происшествия в прижелезнодорожном кустарнике и окончательно очнувшийся в результате попадания щебнем в лоб, теперь сидел поверх хвороста в санках, которые сообща тянули Авдотья и Ефросинья, и громко клацал зубами от холода.

– Так, значит, человек, – наконец задумчиво произнесла Авдотья. Но Ефросинья ничего не ответила. Вместо этого она встала, пригнувшись, пробежала несколько метров до железнодорожной насыпи, отобрала там несколько кусков щебня, и так же осторожно и ловко вернулась обратно.

Покидая 14-й вагон, два его компаньона двинулись к середине состава поезда № 88 Владимир – Санкт-Петербург. Шумные плацкартные вагоны с мельтешащими снизу женщинами и детьми и торчащими сверху мужскими ногами, перемежаясь ароматами тамбурных туманов, сменялись вагонами купейными, предлагавшими в виде препятствий лишь отдельные тучные крупы, застывшие среди узких коридоров… Они шли вдвоем, принимая свою роль и зная свою цель. Тот, что шел первым, был пониже ростом, но превосходил второго в иных габаритах. Он без устали отворял вагонные двери, чтобы через пару секунд их мог хлестко закрыть шедший следом товарищ. Их волевые нарочито бесстрастные лица органично вписывались в контуры безупречно выбритых черепов. Они шли как хозяева своих дней, их глаза светились отвагой и смыслом. Мало сделать осознанный выбор, но быть верным ему до конца – вот долг настоящего воина. Ни угроза, ни разум, ни блажь, ни инстинкт не смогли бы смутить их решимость. Они шли тяжелым, но ровным шагом навстречу судьбе, жребию, доле. И теперь, когда выбор был сделан, любая иная возможность казалась нелепой и сказочной. Никто и ничто не могло сбить их с толка, и их курс был незыблем. Позади оставались все те, кто привык отступать с полпути, кто готов утешать себя малым. Впереди же их ждали подвиг, радость битвы и смерть. И кто-то уже наполнял для них чашу Грааля. Вагонные двери открывались и хлопали одна за другой, пока за очередной наконец не возник ресторан.

– Смотри, осторожнее с ним. Кто знает, что в черной его голове, – напутствовала перед расставанием подругу Ефросинья, – Ну давай. Зайду еще вечером, – махнула она и поспешила домой, предвкушая как сразит историей о лесном происшествии мужа, завзятого скептика Игната.